Будет больно (и хорошо)
В главной роли – Алёна Старостина. Текст – предельно личная проза Оксаны Васякиной, подвергшаяся эффектной эстетизации.
«В детстве мне говорили, что, когда хоронят человека и идёт дождь, это хорошо. С одной стороны, дождик в дорогу – добрая примета, а с другой стороны, это природа плачет. Природа участвует, соболезнует. Когда хоронили отца, шел мелкий дождик. Но в феврале дождика не бывает, вместо дождика – хороший свет. В этом свете все очень румяное и завершенное, как яблоко».
В феврале героиня романа «Рана» хоронит мать.
Это содержание, сюжет, трагический базис откровенной исповедальной книги, в которой стили и ритмы повествования меняются от главы к главе.
С горькой лирической хроники – на нервный верлибр; всегда от первого лица, но не всегда обращаясь к читателю; насколько лично, настолько и метамодернистски, с цитатами и отсылками к чужим словам и чужому опыту.
Элина Куликова отказалась от «буквальной», повествовательной адаптации романа к сцене;
«Рана» в Центре Вознесенского – перформативный эксперимент, эстетизирующий и преображающий боль.
С 2020 года в Центре Вознесенского – по сути, музейно-выставочном пространстве – работает театральная лаборатория «Театр vs Текст», курируемая Юлией Гирбой. Плацдарм для молодых режиссёров, готовых работать с незатёртым материалом (у Куликовой «Рана» – второй после дневников Дерека Джармена опыт сотрудничества с Центром). Броская связка vs – от латинского versus, «против» – в данном случае определяет метод переноса романа на сцену: текст (иногда будто отраженный в нескольких голосах) звучит в записи и проецируется на киноэкран,
слово и действие разъединены.
Алёна Старостина, актриса и режиссёр, одна из создательниц петербургского театра post – уникальная исполнительница;
может не делать на сцене ничего – всё равно не отведёшь глаз.
В спектакле Дмитрия Волкострелова по идее Всеволода Лисовского «Молчание на заданную тему» она держит зрительское внимание, не произнося ни слова и почти не прибегая к движению; магия, в основе которой – и природный магнетизм, и его интеллектуальное осмысление. В «Ране» Старостина на сцене работает параллельно постоянной вербальной трансляции; молчание физического присутствия сталкивается с «читкой», провоцирует дискомфорт, который и подкрепляют, и развеивают другие составляющие спектакля.
Он играется в Чёрном кабинете, тесном пространстве, рассчитанном всего на 16 зрителей. Однако срабатывает эффект бесконечности, разомкнутости продолговатой комнаты в космос (простор, разделяющий начальную и конечную точки пути героини – один из смыслообразующих элементов романа, путешествие вовне и внутри себя – его жанр).
И это не оптическая иллюзия, не фокус: сочетание места и текста;
робкий свет, видео, колеблющееся от пейзажного дока к ломаным арт-изыскам, море войлока, по которому идёт-плывёт актриса, пакующая почти йозефбойсовскую начинку в бытовые сумки.
Всё и отстраняет страдание, и приближает его, достигая парадоксальной финальной гармонии.
Это работа о секретах сердца, придуманная ясной головой;
стройная рациональная конструкция, ведущая к метафизическому измерению.
Если же в двух словах, совсем по-простому, то «Рана» – это красиво.
Трагический опыт, в соучастники которого зритель приглашается без манипуляции, без сентиментального нажима. Но с абсолютным доверием.
