Петушки над гнездом кукушки

Главную роль трагедии в пяти актах – «заключённого» психиатрической больницы Льва Исааковича Гуревича – с невозмутимым величием играет Дмитрий Назаров. Режиссёр – Уланбек Баялиев, ученик Сергея Женовача, возглавлявшего МХТ с марта 2018-го. В октябре 2021-го худруком театра стал Константин Хабенский, и в «переходной» «Вальпургиевой ночи» видятся – безотносительно воли авторов – прежний и грядущий МХТ.

Над психушкой, в приёмный покой которой доставляют Гуревича, крепко, до интоксикации, пьющего эрудита, филосóфа-эскаписта и грациозного зубоскала, нависает луна, похожая на лампу в операционной. Медицина здесь никого не спасает, электрошок и инъекции сульфазина – пыточный набор,

известное в советские годы словосочетание «карательная психиатрия» обретает буквальность:

доктора – менты в белых халатах, с пациентами не церемонятся, в любой момент дадут укорот дубинкой. В этот безумный, с какой стороны ни посмотри, хоть извне, хоть изнутри, мир попадает Гуревич, не со зла провоцирующий больничное начальство интеллектуальным скоморошеством; обживается в палате номер три – но ненáдолго: действие укладывается в одну ночь, с 30 апреля на красный первомайский день календаря. Начинается не совсем за здравие, но с шутками и обещанием социального фарса, завершается же пасмурным гиньолем: горы трупов.

Ерофеев, умевший словом и рассмешить, и причинить физическую боль, заканчивает свою единственную, написанную в 1985-м, за пять лет до смерти, пьесу бескомпромиссной ремаркой: «Занавес уже закрыт, и можно, в сущности, расходиться. Но там, по ту сторону занавеса, продолжается все то же, и без милосердия. Никаких аплодисментов». В общем, логично; вспомним слова поэта Ольги Седаковой, близкой подруги Ерофеева: «Мучения в вениной алкогольной страсти было больше чем удовольствия. О том, чтобы «развеяться», «забыться», «упростить общение», не говоря уж об удовольствии от вкуса напитка, и речи не шло». Художественный театр поступает гуманнее, не терзает зал смертельным рыком (как в пьесе), а окутывает спасительными звуками Баха,

и аплодисменты рассеивают тьму, пришедшую с парами метилового спирта, что унёс героев в Элизиум.

Предшествуют же финалу три часа чистого, не считая антракта, театра, и за это время можно пережить немало как вдохновляющих, так и удручающих моментов.

Абсолютная удача – назначение на главную роль Дмитрия Назарова.

Его Гуревич говорлив, но не суетлив – это обольстительная речивость без пустословия (а Ерофеев опасный автор – в том смысле, что невоздержан и в остроумии; что легко воспринимается на письме, противится исполнению вслух; так избыточны графоманы); он сохраняет спокойствие и бодрость духа и в суицидальных обстоятельствах, и в «лирическом интермеццо» с медсестрой-карменситой Натали (Янина Колесниченко), и в макабрическом метиленовом угаре. Гуревич в «гнезде кукушки» – не жертва, но демиург, Саваоф, мифологический Командор, принимающий от зарвавшегося пешки-охранника Бореньки-Мордоворота (Владимир Любимцев) предложение потрапезничать. Притом Гуревич – всегда немного чужой среди своих; и участник, и наблюдатель, персонаж «от театра», резидент нормальности.

Присутствие свободного от наигрыша (за редкими исключениями в «концертном» втором акте) Назарова весомо и властно; оно определяет величие пролога, но только им полифоничная пьеса не исчерпывается.

Попав в палату, Гуревич становится одним из доброго десятка узников, частью хора, каждому из участников которых Ерофеев припас «много букв».

Уланбек Баялиев – режиссёр аккуратный, к первоисточникам подходит с пиететом (при Женоваче он выпускал на Малой сцене МХТ «Сахарного немца»), и «Вальпургиевой ночи» такая осторожность больше вредит. Несколько лет назад, когда Сергей Женовач ставил в «Студии театрального искусства» «Москву – Петушки», я, рецензируя спектакль для журнала «Театр.», писал о кажущейся неинсценируемости поэмы Ерофеева. То же самое могу сказать и о его пьесе: «Вальпургиева ночь» выглядит текстом для чтения. Женовач способен на невозможное, и прозаические «Петушки» перенёс на сцену изумительно; к его спектаклю, кстати, в «Вальпургиевой ночи» есть прямая отсылка. Художник Евгения Шутина цитирует придуманную Александром Боровским люстру из вино-водочных бутылок в своей бутылочной высотке, спуск которой отмеряет расставание героев с бренной жизнью.

Баялиев сохраняет массив текста в неприкосновенности (во всяком случае, без заметных сокращений), что иной раз выражается в симптоме, который в клинической психологии определяют как «патологическая обстоятельность». Она же, если по-простому, топтание на месте. И не всем героям повезло так, как Гуревичу. Отлично придуман бессловесный Хохуля – Артём Панчик играет его, вопреки авторскому определению «старый сексуальный мистик и сатанист», парящим бесплотным созданием, духом в образе Христа. Пожирающий шахматы «гроссмейстер» Витя – Ростислав Лаврентьев – запоминается говорящей татуировкой на пузе: солнце с лучами – кремлевскими башенками. Но половина третьей палаты – со стёртой индивидуальностью.

А за Прохоровым – не ерофеевский «староста»-капо, но звезда в красной шапке, популярный артист Игорь Верник, при виде которого публика включает запрещённые камеры телефонов.

Художественное руководство Сергея Женовача было ориентировано на неспешность и игнорирование сенсационности (единственный нашумевший в свете спектакль – «Звезда вашего периода» Ренаты Литвиновой). «Вальпургиева ночь» – среди последних постановок, утверждённых Женовачом (в планах МХТ остаётся «Сирано де Бержерак», вторая после «Месяца в деревне» мхатовская работа Егора Перегудова), и в первом действии, почти целиком строящемся на «сокровенных разговорах», Баялиев явно следует урокам мастера.

Это вызывает уважение, однако так удерживать зрительское внимание при отсутствие внешнего действия, как это делает Женовач, больше никто не умеет.

Не берусь судить, каким будет МХТ при Константине Хабенском, но рискну предположить, что громкости в репертуаре прибавится. И Баялиев, словно предугадывая смену курса, ставит второе действие как ухарский концерт, калейдоскоп номеров, позволяющих заскучавшим было артистам оторваться. Но не избавиться от чувства, что эту хмельную вечеринку режиссирует очень трезвый человек.

© Фотографии Олега Черноуса предоставлены пресс-службой театра