Вадим Рутковский

В плену дворцовых интриг

На экранах кинотеатров – опера Рихарда Штрауса «Электра», поставленная к 100-летию Зальцбургского фестиваля
Горячая версия Кшиштофа Варликовского, вышедшая пандемии вопреки в 2020-м году – часть спецпроекта TheatreHD «Зальцбург-100», собравшего лучшие постановки легендарного музыкального смотра.


Вообразим фантастическую ситуацию: в кинозал, где идёт «Электра», зашёл случайный зритель, не имеющий представления о том, что его ждёт видеоверсия оперы.

Он, конечно, удивится, что на экране не говорят, а поют, и действие движется несколько медленнее, чем привычно в кино, но в целом вполне может принять увиденное за полноценный психологический триллер.

Поляк Кшиштоф Варликовский любит броские жесты, ведущие родство от кабаре, и сочиняет бурный и буйный спектакль, используя неглубокую, зато широченную сцену Felsenreitschule (изначально, в XVII веке, эта площадка служила школой верховой езды) как полотно для диорамы по мотивам античного мифа.

Забористость этой постановки хорошо познаётся в сравнении – например, с «Электрой» Патриса Шеро, исступлённой, но внешне сдержанной. У Шеро – монохром и «узкоплёночное» изображение (сравнения с экранным соотношением сторон в кадре оправдано и тем, что Шеро – кинорежиссёр, и тем, что речь идёт о киноверсиях спектаклей), у Варликовского – широкий формат, контрасты красного и чёрного, брызги крови и рой адских мух, проецирующиеся на весь необъятный задник, топор в руках маленькой Электры, становящейся свидетельницей гибели отца (этот эпизод-флешбэк оживает в перемещающейся по основной сцене относительно маленькой «сцене-коробке»), и призрак Агамемнона с раной от удара тем самым топором по лбу.


Про «комплекс Электры», благодаря Фрейду, знает всякий любознательный школьник, но можно и коротко напомнить жуткий сюжет: царская дочь Электра дожидается возвращения из изгнания своего брата Ореста, чтобы смертью отомстить матери, Клитемнестре, и её любовнику Эгисту за убийство отца Агамемнона.

У греков всё сложно,

мотивы преступлений уходят в историю Троянской войны и глубже. Собственно, и Клитемнестра совершила злодеяние не от коварного нрава, а мстя мужу за убийство дочери Ифигении, которое тоже было не просто так, а искупительным жертвоприношением богам и ради спасения доблестного войска.


И вообще, это для нас древнегреческие трагедии – кровавые сказки, а для современников Софокла и его старших предшественников Эсхила и Еврипида (у каждого есть свои версии мифа, и значимость Электры увеличивалась с течением времени) – пространство политической жизни, свидетельство смены родового общества (с его непререкаемой верой в проклятия, довлеющие над целыми поколениями и узаконивающие бесконечную цепь убийств) афинской демократией. Опера Штрауса – музыкальный шок для зрителей начала ХХ века; «бесноватое» сочинение, созданное в 1909-м году по драме и либретто Гуго фон Гофмансталя, основанным, в свою очередь, на трагедии Софокла.

Гофмансталь и Штраус, заимствовав у греков сюжет, в его социальную подоплёку, кажется, не слишком вникали и сделали акцент на «психоаналитической» составляющей – страстях, терзающих душу человека эпохи модернизма.


Асоциальной тянет назвать и постановку Варликовского, на ура встреченную публикой Зальцбургского фестиваля: он стал первым и, кажется, единственным посткарантинным европейским фестивалем 2020 года, об экстремальных условиях проведения напоминает наполовину, согласно «шахматной рассадке», заполненный зал, однако громкости оваций эта половинчатость не убавила. Нет, при желании в спектакль получится «вчитать» и социальную трактовку. Вместо увертюры, отсутствующей у Штрауса, Варликовский начинает спектакль с ярого прозаического монолога Клитемнестры, выходящей к микрофону в обличье панк-рокерши –

Нина Хаген с шаманскими интонациями Диаманды Галас.


Электра в красном жакете, белом платье с цветочным принтом и «парижской» сумочкой наперевес – вполне себе девушка-хипстер, Орест в свитере с ромбиками (жаль, не с оленями) – из вида современных разночинцев; их квиты с Клитемнестрой – выступление нового травоядного поколения, помешанного на этике, против родителей, переодевшихся – как Клитемнестра – из панк-прикида в вечерние платья истеблишмента.

И так своей мифологической жестокостью дети Агамемнона насаждают утраченный «предками» гуманизм:

оракул при Клитемнестре – седая старуха в чёрном и жемчуге – гадает на кишках мёртвой девушки – наверняка, рабыни, представительницы какой-нибудь угнетённой группы.


Не факт, что Варликовский и его сценограф и художник по костюмам Малгожата Шейшняк именно это имели в виду: чистый зрелищный эффект в «Электре» важнее мудрёной обусловленности.

Это, в конце концов, экстремальное, но развлечение:

крутая история, которую в данном случае оперные исполнители экстра-класса ещё и играют с выдающимся актёрским мастерством. Электра – Аушрине Стундите, Хрисофемида, её сестра, в этой постановке лишь поначалу противящаяся осуществлению преступных планов – Асмик Григорян, Клитемнестра – Таня Ариане Баумгартнер, Орест – Дерек Уэлтон, Эгист – Михаэль Лауренц; слаженный интернациональный состав выразителен и в вокальных партиях, и в пластике, и в эмоциях; ни одного случайного жеста, ни одной неоправданной реакции. И звучит Штраус под музыкальным руководством Франца Вельзера-Мёста так, что даже наш воображаемый случайный зритель заслушается: удивительный союз экзальтации и гармонии, надрыва и мелодики.


Одной из центральных локаций спектакля Варликовский сделал водоём – он и аргосские термы, и святой источник, и импрессионистская девичья купальня; в шеренге подъеденных ржавчиной душевых позволительно углядеть царапающие концлагерные ассоциации; да не суть.

Важнее то, что водная зыбь отражается в опоясывающем сцену металле.

И музыка вторит водным светотеням; льётся, обволакивает, мерцает, уносит. Но никто не утонет.