За что мы любим Мэтью Борна, обыкновенного волшебника

Откуда вообще на танцевальном Олимпе взялся Мэтью Борн? Этого он и сам не может объяснить. Семья Мэтью никакого отношения к театру не имела, мама была секретарем, отец занимался очисткой воды, а сам Мэтью, хоть и любил танцы с раннего возраста, с театром был связан разве что увлечением, весьма специфическим — в юности, лет в 14-16, он промышлял профессиональным сбором автографов. Чуть позже он стал работать в Национальном театре — в сувенирном магазине, затем капельдинером.

Неизвестно, что послужило мощным толчком, но к двадцати годам любовь к музыкальным фильмам «Метро Голдвин Майер» — а Мэтью был просто бешеным фанатом! — переросла в одержимость мюзиклами, а оттуда уже в одержимость танцем.

Мюзиклы, впрочем, он продолжает любить и участвовать в их постановках.

Занялся танцами Борн запредельно поздно, в 22 года. В этом возрасте балетные артисты обычно не только заканчивают учиться, но и достигают уже пика карьеры. «Ну и что, собственно?», — решил Мэтью, и бросился на амбразуру танцевального образования. Пахал как проклятый, не только физически, но и умственно, очень много читал и смотрел, про него шутили даже, что растят критика, а не артиста. Тем не менее, из колледжа Мэтью выпустился танцовщиком и проработал по специальности 14 лет.

Но, положа руку на сердце, ставить его всегда тянуло больше. Он начал еще в детстве, сочиняя спектакли на основе любимых фильмов и мюзиклов. Так что буквально через пару лет после старта танцевальной карьеры Мэтью пробует себя на хореографическом поприще. Если говорить точнее, на театральном. Танец для него не самоцель, а язык. Точнее, один из языков театра.

В 1987 году, когда ему не было еще тридцати, Борн создал свою первую танцевальную компанию. Первой работой этой компании стал номер под названием Spitfire: четыре танцовщика, придерживаясь схемы классического па де катр, рекламировали нижнее белье. Это было гомерически смешно и совсем не обидно для классики, поскольку, создавая пародию, Борн не издевался, а любовался. В отличие от реальных революционеров танца типа Матса Эка, открывающих новые пути развития, формирующих новую лексику и новый подход к танцу, Борн на территорию классики не то что не лез, но даже не косился в ее сторону.

Для него танец, в любом виде, — лишь один из ингредиентов пирога, в который можно положить всё, что есть в доме.

Всего через семь лет после рождения Spitfire, в 1995 году, седьмым по счету, на свет появился самый знаменитый спектакль Борна. Именно с этой даты можно отсчитывать мировую славу хореографа.

Конечно, за основу «Лебединого» была взята классическая музыка и классическая же сказка — принц, лебедь, испытание, предательство. Но если Чайковский остался Чайковским, с небольшими корректировками, довесками и аранжировкой, то от привычного нам либретто остались рожки да ножки. Пересказывать не будем, это нужно смотреть :)

Как главную фишку спектакля Борн придумал мужской кордебалет. Он рассказывал в одном интервью, что видел миллион классических «Лебединых» и всегда думал о том, что прекрасные девушки в пачках — это лишь о способности лебедей красиво скользить по воде.

А настоящие лебеди — мускулистые, сильные, злые, агрессивные птицы, их силу и напряжение показывает и музыка.

И именно такими Борн их хотел показать, такими и показал.Не обошлось, конечно, и без влияния кино. Борн — страстный киноман и часто дает узнаваемые отсылки к фильмам в своих работах. Не будет спойлером сказать, что в данном случае заметное влияние оказали «Птицы» Хичкока.

Спектакль произвел фурор, стал действительно культовым, получил в разные годы в разных странах более тридцати наград, в том числе, премии «Оливье» и «Тони». Но это не отменяет того факта, что для многих такое «Лебединое озеро» стало шоком, а Борн надолго приобрел титул «Плохиша мирового танца». Еще бы, покусился на сам символ классического балета!

Но, положа руку на сердце, ничего действительно шокирующего Борн не сделал — есть у него спектакли и пожестче. А что касается покушения на классику, то, кажется нам, гораздо честнее и интереснее сочинить свою версию истории, чем плохонько станцевать классическую версию, прикрываясь тем, что «зато танцуем классику». Некачественное, с нарушением всех правил школы классического танца исполнение — вот это действительно оскорбление классического танца. А совсем не то, что делает Борн.

Его спектакли иногда называют танцевальной попсой. Он не спорит — зовите как хотите. Только подчас спектакли Борна куда глубже и серьезнее многих драматических спектаклей. Поиски близкой души, право человека быть таким, какой он есть, а не таким, каким его хотят видеть окружающие, право любить того, кого хочешь любить, вообще право на любовь, право на сказку — эти темы красной нитью проходят через спектакли Борна.

«Лебединое озеро» считается главным спектаклем Борна, но его репертуар насчитывает почти два десятка постановок. От сказочных «Спящей красавицы» и «Щелкунчика!» до кинематографичных «Золушки», «Красных башмачков» и «Эдварда руки-ножницы», от хоррора «Сильфиды» до жестко бьющего по гламуру «Дориана Грея».

Итак, что представляет собой театр Мэтью Борна?

Вернемся к тому, с чего начали. Мэтью Борн не считает свой театр балетом — и он, конечно, прав. Его артисты, в большинстве своем, имеют классическую подготовку, но классика — лишь важная и удобная база, на которой можно строить любое пластическое решение.

Сам Борн называет то, что делает «пьесами без слов».

Его работы — синтетический театр, слегка безумная смесь актерской игры, танца, пластических экзерсисов и световых эффектов. Драматические спектакли, где вместо слов — движения. Смесь драмбалета, перфоманса, мюзикла, элементов массовой культуры и безграничной фантазии. Определения можно подбирать долго, и ни одно из них не будет точным. Поскольку Мэтью Борн работает в собственном жанре.

За двадцать пять лет, прошедших со времени рождения «Лебединого озера», Борн потихоньку перешел из стана «сотрясателя основ» в стан «автор лучших спектаклей на Рождество». Его спектакли не стали менее острыми, яркими и живыми. Но, кажется, зрители начали видеть в них то, что Борн и хотел: сказку, сочиненную волшебником. Ироничным, хитрым, далеко не всегда добрым. Но совершенно точно волшебником. А это, кажется нам, один из главных показателей хорошего спектакля: когда даже тяжесть истории и мрачность, безысходность ее финала не оставляют у зрителя тяжести на душе, а дают повод думать, вспоминать — и улыбаться.