Сверлийцы — последовательность музыкальных высказываний от шести очень разных авторов. Каждый автор являет собой сложный концентрированный целостный индивидуальный мир. В итоге образуется цепочка реинкарнаций единого текста либретто, последовательно проживаемого в шести разных измерениях. У каждого автора своя концепция времени, свои принципы взаимодействия с звуковой материей, своя коммуникативная модель. Слушателю предлагается пройти через шесть уникальных акустических ситуаций — как через огонь и воду (студеную, вареную), молоко кипящее и трубы медные — последовательность целостных миров, образующих в своем прохождении целостность другого порядка.
Дмитрий Курляндский о Сверлийцах
«Сверлийцы», на самом деле, моя третья опера — после «Носферату» и «Астероида 62». Причем этот путь — от «Носферату» к «Сверлийцам» — последовательный и методичный. После предельного интровертного опыта Носферату, который является продолжением моего путешествия внутрь себя, анализом, суммирующим и радикализирующим идеи, накопленные за последние десять лет, мне потребовалась психологическая разрядка…
— «Астероид 62» — лирическая опера, действующая на территории, не раскрытой в «Носферату», в чем-то наивная (если возможна сознательная наивность), в чем-то даже безответственная, порывающая со всеми принципами и установками, разработанными в «Носферату». «Астероид» и «Носферату» как вдох и выдох — и не принципиально, что есть одно, а что — другое, они одновременно являются и тем и другим, обуславливают друг друга и очерчивают поле моих композиторских и, как следствие, жизненных интересов. Иначе говоря, «Носферату» и «Астероид» — это я и я. Однако между вдохом и выдохом, между мной и мной существует межпространство, отделяющее одно от другого и при этом являющее собой нечто третье, таинственная комма — разница между одним и тем же…
Именно этой разницей и является моя третья опера — «Сверлийцы». Не удивительно, что она увидела свет первой (премьера первой версии состоялась в 2012 году). Уже в этом факте просматривается нечто мистическое. Это машина времени, которая не переносит во времени, а отменяет его. Я не совсем уверен, что ее можно называть оперой, скорее, формально, это оратория. Однако история помнит примеры опер-ораторий (в частности, «Царь Эдип» Стравинского). Для тех, кто знает мою работу, «Сверлийцы» окажутся большой неожиданностью. Эта опера лежит в стороне от магистральной линии моих творческих поисков. Я сам не вполне понимаю, как относиться к этой работе — и как она относится ко мне. Но именно эта дистанция — комма — меня привлекает, именно она является материалом и скрытым действующим лицом оперы. Важным ключом к восприятию «Сверлийцев» должно быть понимание, что эта опера является стилизацией. Но особенность ее в том, что это стилизация под несуществующий стиль, реконструкция несуществующего языка…